Мы сидели, купаясь в полночной луне, Шрамы шкур заживляя целительным светом, Два врага в этой богом забытой войне, Кровь от крови родня в этой вечной вендетте. Мы сидели вдвоём в этих бледных лучах, Клык к клыку, шкура к шкуре, шерстинка к шерстинке, И в собачьих твоих карих добрых глазах Растворялись зелёные волчие льдинки. И сказал я, - Да, вижу, братишка, ты смел. Шкура в шрамах, клыки и тяжёлая челюсть, И медалей своих блеск не за экстерьер, А в боях получал, на противника щерясь. Честно скалил клыки над хозяйским добром, За хозяйских детей подставлял свою шкуру. И собачий твой преданный, верный удел Не затмил предков злобную волчью натуру. Потому-то и ценят. Лоснятся бока, Не бывает пустой миска с кормом, похоже. Только степень свободы - в длине поводка Сыромятной, плетёной, отборнейшей кожи. Ну а я - вольный ветер, мне цепь не к лицу, Мне хозяйской любви и заботы не надо. Я привык выбирать сам из стада овцу, Хоть, порой, не всегда есть поблизости стадо... Глотки к небу задрав, вой давя из груди, Песню предков, которую ввек не забудешь, Пели мы. Я сказал, - Слышишь, брат, не суди И тогда, как известно, судим да не будешь. Хоть по крови родня мы, но как ни крути, Слишком разные в жизни ответы находим. Если сыт, значит миской привязан к цепи. Если голоден, значит - свободен!