Блекло-голубые, пропитые, с кроваво-красными прожилками белков, глаза прапорщика Российской армии Анатольича подслеповато мигают в табачном дыму. Толстые губы, трясясь, обдают меня брызгами слюней и, пробивающим шашлычные ароматы придорожного кафе, запахом сивухи.
- 'Аскер, всё в порядке, командир сказал, что всё будет как договаривались. Только: проблема есть одна:' - Анатольич замялся:
- 'Гавары, дарагой, всэ праблэмы решым! Чево хочэт камандыр? Водка хочэт? Девочка хочэт ?' - Чёрт побери, по-моему я перебарщиваю с кавказским акцентом, но Анатольич, находясь в предвкушении предстоящего заработка и в сладких воспоминаниях от вчерашнего 'заключения контракта', мало обращает внимания на недоработки в моей 'системе Станиславского'. Чёрт побери, я же всё-таки не Гнесинку заканчивал:
- 'Аскер, братишка, командир сказал, что за три он не согласен. Пять даёшь - всё будет нормально. Сам понимаешь, опасное это дело, рискованное:'.
Поторговавшись для приличия немного, я всё-таки соглашаюсь на четыре. Что ж, заплатить четыре тысячи за 'Урал', с кузовом, битком набитым оружием, это тоже неплохо.
- 'Аскер, всё как мы договаривались. Послезавтра колонна наша выходит на аэродром, в Гянджу. Я еду старшим на 'Урале'. Всё как договорились, правда? За Евлахом моя машина ломается, колонна уходит вперёд, меня оставляют ждать техничку. Тут подъезжаете вы, забираете 'Урал', отдаёте деньги и мы в расчете. Только: ещё одна проблема есть, Аскер. За рулём водитель будет, солдат: свидетель, всё-таки: но у тебя ребята бравые, решите как-нибудь этот вопрос? Так: по-тихому:'
- 'Не бэспакойся, Анатоличь, дарагой, маи ребята все праблэмы решат!' - хлопаю Анатольича по плечу, хотя от всей души хочется заехать ботинком в эту жирную свиную харю:.
С облегчением расставшись с Анатольичем, выхожу из кафе и прыгаю в свой 'УАЗик'. Срочно надо выходить на связь с Гянджой, с Самедом. Только не по рации, лучше по телефону, так безопасней.
- 'А, Аскер, гардашымсэн, салам! Нэтэрди вэзиййят?' (Здравствуй, брат! Как дела?) - голос Самеда как всегда наигранно многозначителен и важен. Докладываю, мол, русские хотят четыре тысячи, заплатим?
-'Аскер, чего мелочишься? Четыре тысячи хорошо. Делай! Да, чуть не забыл, в Гянджу приедешь, поговори тут с русскими, они завтра должны село одно у армян забрать, договорись там, как сделать так, чтобы как будто наши забрали, без русских! Заодно с деньгами уточни, за работу надо платить, тогда и работать с удовольствием будут! Армяне вот платят, русские за них воюют. А наши, сволочи, каждый старается вместо того, чтоб заплатить, себе в карман урвать. Поэтому русские к армянам бегут'.
Ясно: плюхаюсь на жёсткое УАЗовское сиденье, командую водителю -'В Гянджу!'. Наша железная лошадка, 'приватизированная' с русского аэродрома, дребезжа несёт нас на новые 'трудовые подвиги'.
В Гяндже командир группы русских военных, старший лейтенант Сергей приветливо немногословен. Требует только, чтоб наши не болтали, да и ещё, чтоб чуть только они село возьмут, чтоб тут-же наши туда зашли, со стрельбой в воздух и прочими спектаклями. Соглашаюсь, такие спектакли наши устраивать умеют, сделаем: Это будет завтра, платить послезавтра, хорошо, договорились.
Ну вот и это самое 'послезавтра': Наш 'УАЗик' со всей прыти подлетает к 'Уралу', сиротливо стоящему на обочине. Мои ребята мигом вылетают из распахнутых на ходу дверок, двое берут на прицел водителя, двое распахивают правую дверь кабины, выволакивают оттуда Анатольича и волоком тащат его ко мне, стоящему у заднего борта. Глаза Анатольича смотрят на меня заговорщически, но с некоторой обидой, мол, маскировка маскировкой, но можно было бы всё-таки поаккуратней:
- 'Ну что, Анатольич, всё как договаривались? Всё на месте?'
- 'Аскер, не надо нервничать, конечно! Всё на месте, деньги принёс?'
- 'Нет, ты сначала покажи, что там, в кузове: открывай!'
Анатольич, не обращая внимания на отсутствие акцента, поворачивается ко мне спиной, воюя с непокорной защёлкой заднего борта, но, вдруг, услышав лязганье затвора, оборачивается. Его мутные, пропитые глазки широко раскрываются сначала с удивлением, потом с ужасом, подёргиваясь при каждом вздрагивании автоматного ствола:
- 'Русская свинья! Своего солдата убить просил...' - Гасан, мой водитель, с презрением пинает ногой то, что ещё минуту назад было прапорщиком Анатольичем.
- 'Нет, Гасан, русские тут не при чём. Это просто свинья. Предатели национальности не имеют, запомни!'.
Теперь водитель: В кабине, под прицелами двух автоматов, сидит молоденький белокурый солдатик. Руки его, побелев от усилия, вцепились в руль, словно мёртвая, холодная пластмасса сможет оградить его от всех ужасов этой идиотской необъявленной войны:
- 'Эй, иван, вылазь!'
Господи, рядом с моими бойцами этот солдат выглядит воробушком. Ребята смотрят на него с нескрываемым сочувствием. Один шепчет мне -'Командир, он не виноват, жалко его:'
- 'Горхма (не бойся), Акиф, мы с детьми не воюем! Сейчас что-нибудь с ним решим:'
Есть всё-таки Бог на свете: на трассе показался 'Жигулёнок'. Выхожу на середину трассы и поднимаю руку с автоматом. 'Жигулёнок' останавливается. Сидящий в нём пожилой азербайджанец с ужасом и жалостью в глазах смотрит на белобрысого русского солдатика в окружении парней в чёрных 'бозгурдовских' беретах, увешанных оружием, словно новогодние ёлочки игрушками.
- 'Атам, сэн Гянджайя гедирсэн?' (Отец, ты в Гянджу едешь)
Пожилой азербайджанец, не отводя от русского солдата жалеюще-сочуственных глаз, кивает головой. Я потихоньку отвожу его в сторону - 'Атам, просьба одна есть! Возьми с собой ивана, в Гяндже завези его к какой-нибудь русской части, только смотри, чтоб до своих добрался обязательно, я твой номер запомню, если что - из под земли достану! И ещё: есть у тебя что-нибудь из одежды, переодеть его, чтоб форма в глаза не бросалась?'
Глаза пожилого азербайджанца, всё ещё не верящего услышанному, медленно поворачиваются ко мне, а потом следует взрыв эмоций - 'Сынок, конечно! Всё сделаю, не беспокойся, прямо до двери довезу! Не переживай, сынок, и рубашка в багажнике есть, не чистая, правда, и кепку одену, довезу, дорогой, конечно довезу:'
Азербайджанец бросается к багажнику, на свет божий извлекаются рубашка, кепка, ещё какое-то тряпьё: В радостной суете он облачает ещё ничего не успевшего понять солдата в это одеяние, быстро, видимо боясь, чтоб мы не передумали, заталкивает его в машину: потом, немного опомнившись, подходит ко мне, протягивает руку и с душой говорит -' Оглум, сэн киши-сэн!' (Сынок, ты настоящий мужчина). Спасибо тебе, отец! Твоя похвала для меня до сих пор как награда:
Бойцы прыгают в 'Урал', мы с Гасаном в 'УАЗик': всё: это дело сделано, теперь в Гянджу, заплатить русским за вчерашнюю операцию.
Старший лейтенант Сергей лениво развалился на травке. Недалеко несколько солдат с автоматами, видимо взятых с собой для страховки, беспокойно поглядывали на нашу немного затянувшуюся беседу:
-'Ну что, Аскер, мы свою задачу выполнили. Да и ваши не подвели, подоспели как договаривались, такую стрельбу подняли, словно не село, а Степанакерт штурмовали' - весело улыбается Серёга.
- 'Всё в порядке, Серёга, вот бабки, всё как и договаривались' - я вытаскиваю из кармана заранее припасённую пачку денег. Потом, помедлив, достаю пакет с деньгами многострадального бывшего прапорщика, отсчитываю тысячу и кладу сверху пачки.
-'А это что, Аскер?'
-'Это премиальные от Самеда, лично, в благодарность за вашу работу' - кривлю душой, но кто посмеет меня в этом упрекнуть:
Молча курим: потом я произношу -'Серёга:'
-'Не стоит, Аскер, не надо! Знаю, вербовать меня будешь! Могу сразу сказать, и не старайся, ответ - нет!'
-'Серёга:' - продолжаю я - ':не буду я тебя вербовать, не буду предлагать остаться! Знаю, не согласишься.
Я только одну вещь хочу сказать: вы уезжаете: а я могу тебе рассказать, что вас там ждёт. Нет, я не гадалка, не ясновидящий! Я просто две недели тому назад побывал там, куда вас выводят: Что я тебе скажу: Уезжай! Счастливого тебе пути: но запомни: когда придёт время, когда тебе надоест кормить семью впроголодь, жить с семьёй в этом ветхом, гнилом домишке на краю коровьей фермы, без надежды на свой угол: Когда тебе надоест гнуться перед штабными крысами, не нюхавшими пороха, но плюющими тебе в лицо: ты вернёшься. Ты захочешь вернуться. Ничего тебе сейчас не предлагаю: возьми только номер телефона: Это там, в России, если надумаешь - позвони, всё будет сделано. Я буду рад быть с тобой в одном окопе:'
-'Аскер, а можно спросить?' - Серёга с интересом поворачивается ко мне - 'Кто ты? Вижу ведь, что военное училище заканчивал... ты-то что тут делаешь?'
-'Считай, Серёга, что мне УЖЕ надоело жить впроголодь' - весело усмехаюсь я, вставая на ноги - 'Ладно, Серый, счастливо тебе! Как говорят - не поминай лихом! Может ещё встретимся!'
Ну: вот и всё: звоню, докладываю Самеду - 'Урал' у нас, с прапорщиком договорился, он взял только три тысячи, с русскими ребятами рассчитался, одна тысяча у меня осталась. Самед доволен: но тут же следует очередная вводная:
-'Аскер, деньги оставь себе, поезжайте с ребятами в Мингечаур на греб.базу, отдохните. Кстати, там, в Мингечауре, у ракетчиков, один майор есть, говорят его дочка замужем за азербайджанцем. Погляди там, если его прижать, денег дать, может удастся ракету по Ханкенди (Степанакерту) пустить. Сколько денег надо - скажешь, ладно?'
Наш 'УАЗик' поворачивал от Евлаха на Мингечаур, когда, видимо с взлётной полосы Гянджинского аэродрома, медленно, словно зависая в воздухе, поднималась туша ИЛ-76-го. Я попросил Гасана остановиться и долго смотрел ему вслед. Интересно, кто там сейчас на борту: Может быть, в забитом людьми, техникой и вещами грузовом отсеке мирно покачивается деревянный ящик, в котором, запаянный в цинк, улетает домой 'геройски' погибший прапорщик Анатольич, неся с собой в Россию молву о 'кровожадных азерах жаждущих русской крови': всё-таки нет у тебя национальности, Анатольич: нет её у таких как ты:
А может где-то в тесноте грузового отсека мирно посапывает, примостивши голову на РД-шке старший лейтенант Серёга, простой русский парень, который всерьёз решил поставить свою честь выше жизненных невзгод: Прости, Серый, мне очень жаль, но всё-таки я окажусь прав: Мы ещё встретимся, Серёга! Пройдёт год и мы вместе с тобой будем выбираться из этого проклятого ущелья на Муровдагском хребте: Пройдёт ещё год и, уже под Агдамом, я буду держать тебя, впитывая твою кровь своими руками и, сквозь слёзы кричать -'С-с-с-у-у-уки! С-с-с-у-у-уки!!!':
:Каждый выбирает свой окоп сам:
P.S. Суммы и имена действующих лиц, как вы сами понимаете, несколько искажены:
Суонг
